Чужой сын - Страница 22

— Добро пожаловать, — гордо сказал он.

Дощатая лачуга почти сливалась с арочным перекрытием моста. Заметить ее было практически невозможно. Вот это Максу больше всего и нравилось. Если обобщить, именно так он предпочел бы прожить всю свою жизнь.

Дэйна огляделась:

— Да это же просто мост.

И тут заметила хижину, спрятавшуюся за опорами.

— Заходи. Чувствуй себя как дома. — Макс отомкнул навесной замок и поманил Дэйну внутрь.

— Круто, — сказала она, когда глаза привыкли к полумраку. — Как ты нашел это место?

— Просто набрел на него как-то раз. Тут ничего не было, кроме старых мешков из-под цемента и матраса. Думаю, здесь жил какой-нибудь бродяга. Пустые бутылки. Ну, всякое барахло. — Макс старался сдержать улыбку. Дэйну явно впечатлило, что у него есть собственный дом. — Садись. — Он указал на автомобильное кресло.

— А это что такое? — Она кивнула на пыльные коробки.

— Мои призы.

— Супер.

— Вот, это тебе. — Макс протянул ей коробку, фен с насадками и выпрямителем волос.

— Я не пользуюсь такими штуками. — Она потрогала свои волосы и рассмеялась.

— Отдашь маме.

— He-а. Моя мама так прыгает вокруг своего козла, что сушить волосы у нее времени нет. — Она снова попыталась рассмеяться, но получилось больше похоже на всхлипывание. — Но все равно спасибо.

Макс пожал плечами:

— Ладно. Как хочешь.

— Откуда у тебя все это барахло?

Макс почувствовал, что краснеет. Ему безумно хотелось быть предельно откровенным с Дэйной. Иначе не имело смысла даже начинать. Как бы ни развивались отношения между ними, — а он надеялся, что они станут развиваться, — он хотел, чтобы все было прозрачным, честным, нежным.

— Я все это выиграл. Ну, знаешь, конкурсы… всякое такое.

Дэйна помолчала, потом недоверчиво сощурилась:

— Что, прямо все выиграл?

Макс кивнул. Он сел рядом с ней в автокресло. Интересно, на нем уже кто-нибудь целовался?

— Везучий, значит, — сказала она, нахмурившись.

— Ну да, — ответил Макс. — Что-то типа того.

Сам он ни за что бы себя везучим не назвал.

Пятница, 24 апреля 2009 года

Кэрри открыла глаза. Все было белым. Слепяще белым.

— Я в порядке. Все в порядке.

Она не узнавала собственный голос, не узнавала привкус во рту. Кто-то был рядом с ней. Какая-то сумрачная тень. Образ из прошлого. Или это будущее такое темное? Голова болела. Острая нить боли, протянувшаяся из одного виска в другой прямо через мозг.

Она приподнялась на локтях. Кожей ощутила жесткость простыни. Значит, она не дома. Маленькая комната. Одно окно. Белые стены. Больница, вот это что. И пахнет, как в больнице.

Она что, попала в аварию?

Темная фигура заговорила. Голос мужской.

— Нет, Кэрри. Все не в порядке.

Горе. Оно пронзило все тело, каждую клеточку, до мозга костей.

Она узнала голос. Повернулась. Сквозь пелену, застилавшую глаза, наконец разглядела говорившего. Ее бывший муж.

— Броуди? — прошептала она.

Что-то теплое коснулось ее руки.

— Ты потеряла сознание. Ударилась головой. — Она не слышала его, но слова каким-то образом доходили до ее сознания.

Она пыталась сосредоточиться на ощущении тепла. Рот наполнился горькой слюной.

Она повернула голову. Ее вывернуло. В палате была медсестра.

— Я что, больна?

— Нет, Кэрри. — Опять голос Броуди в ее голове. Почему она не слышит его? Не слышит, как слышит свой собственный голос, как другие голоса в комнате?

Потому что она не хочет его слышать.

— Броуди.

Он уронил голову на край кровати. Она почувствовала ее вес.

Вес их горя. Слишком большой для такой маленькой кровати.

Кэрри откинулась на подушку. Она представила себе, что кровать не выдерживает груза их совместной скорби, проваливается под ними и они летят к самому центру Земли.

Они медленно шли рядом. Они были не одни. Кто-то спросил, не нужно ли им кресло на колесиках. Кажется, она отказалась. Она должна была увидеть его собственными глазами, чтобы поверить.

«Докажите!» — кричала она. Как будто оказалась в какой-то искаженной версии «Правды в глаза». Она помнила, что когда-то уже кричала эти слова, а за спиной возбужденно и одобрительно шумели зрители.

— Нет, — сказала она. — Нет. Нет.

Она все шла вперед, пока кто-то не положил руку ей на спину, показывая, что нужно повернуть налево. Дверь. Вход в морг.

Нет, нет, нет…

— Сюда.

Нет, нет, нет…

Вдруг она оказалась в комнате, перед столом. Белая простыня.

— Вы готовы, мисс Кент?

Нет, нет, нет…

Кэрри уставилась на своего проводника, как будто пытаясь разглядеть его через мутное стекло. Кто вы? Пальцы онемели. Ног она не чувствовала. Дышать было больно. Она кивнула.

Доктор медленно сдвинул простыню. Длинная груда под ней приняла форму тела ее сына. Словно в иллюзионистком трюке. Это все просто спектакль.

Распилили пополам… чудесным образом летающий мальчик… исчезающий подросток.

Снова подкатила тошнота.

Его волосы такие шелковистые, как будто он помыл их с утра. Несколько прыщиков на все еще по-детски пухлых щеках.

— Почему на нем эта одежда? — Она не знала, что еще сказать.

— Мы переодели его в чистое.

Доктор, наверно, уже сотни раз присутствовал при подобных сценах.

— Его одежда была грязной?

Он не выглядел мертвым. Казалось, он спит. Она раньше не замечала, что волосы у него рыжеватые. И не знала, что он проколол ухо. В мочке поблескивала крошечная серебряная серьга в виде черепа.