Чужой сын - Страница 85

— Дело в том, что отпечатки на ноже не четкие, так что без показаний свидетеля этого недостаточно. — Дэннис замолчал, чтобы они успели осознать его слова. — Мне очень жаль.

Дэйну рвало. Она уже не помнила, когда в последний раз нормально ела, поэтому желудок был почти пуст. Он сжимался от спазмов, будто пытаясь вывернуться наизнанку. Она встала с пола, опираясь на холодное сиденье унитаза, и, покачиваясь от слабости, распрямилась. Голова кружилась так, будто ее мозг плыл в открытом космосе. Во рту то было очень сухо, то вдруг скапливалась слюна.

— Да вылезай уже оттуда, — рявкнул за дверью Кев.

По средам он всегда ходил в клуб и перед этим обычно брился. Дэйна понятия не имела, зачем он туда таскается.

Она спустила воду и вышла. Язык горел, мышцы живота ныли от боли. Кев оттолкнул ее, ввалился в ванную. У себя в комнате Дэйна легла на кровать и заплакала. Макс умер. Не будет больше свиданий в хижине. Не будет больше сигарет, которые они выкуривали напополам. Не будет больше конкурсов. От безысходности ее снова затошнило.

Снизу донесся незнакомый женский голос. Потом шаги на лестнице. Дверь ее комнаты распахнулась. На пороге стояла мать.

— К тебе опять полиция или еще кто-то. Давай вставай.

Дэйна пошла за ней вниз, спросив неуверенно:

— Кто это, мам?

— А мне почем знать?

Она скрылась в кухне, шваркнув за собой дверью.

В прихожей стояла женщина. Дэйна узнала ее.

— Да? — Ей так хотелось, чтобы это прозвучало вызывающе, но горло будто сдавило.

— Дэйна, меня зовут Лиа Роффи. Ты меня помнишь? Я работаю с Кэрри. Можно с тобой поговорить? Это очень важно.

Она не сказала матери, что уходит. Все равно никто не заметит. По крайней мере, пока не придет время нянчиться с Лорелл, но и тогда малышку просто усадят перед телевизором, сунув пакет чипсов.

— Ты ведь знаешь, что Кэрри ведет дневное ток-шоу на телевидении? — спросила женщина, глядя на дорогу. Она вела машину медленно, словно не знала, куда едет, словно просто хотела посадить Дэйну в машину, чтобы та не сбежала.

— Да, конечно, — ответила Дэйна.

— Ее подкосила смерть сына. Как и всех остальных, — добавила она, когда Дэйна всхлипнула. — Ты, наверное, видела, как Кэрри борется за справедливость на своих шоу. Она страстно защищает права таких людей, как ты, и старается помогать полиции и жертвам преступлений, освещая уголовные дела в эфире. — Лиа повернула налево. Притормозила, чтобы пропустить женщину на велосипеде.

Дэйна молчала. Она вспоминала Кэрри Кент в действии. Неужели это и есть справедливость, спросила она себя. Неужели то, как она копалась в жизни тех, кто жил хуже, чем она, хоть кому-то шло на пользу? Дэйна не была уверена, что Кэрри борется за что-то, кроме славы и рейтингов. В ее мире все только ради денег.

— Какое отношение это имеет ко мне?

— Кэрри послала меня лично, чтобы попросить тебя прийти на шоу и помочь полиции поймать убийцу Макса. Если ты все расскажешь в эфире, будут звонки. Я понимаю, что для тебя это самая сложная вещь, которую ты когда-либо…

— Нет.

Машина вильнула, и Дэйна схватилась за ручку двери.

— Обдумай все, дорогая. Ты хорошо знала Макса, поэтому…

Но Дэйна не разобрала конец фразы. На нее накатила паника и тошнота. Она вдруг услышала гневные возгласы зрителей в студии, представила неумолимое лицо Кэрри Кент всего в паре сантиметров от своего, вот та снова и снова задает ей вопросы, пока у нее не остается иного выбора, кроме как встать и признаться во всем.

Произвели арест… До нее снова донесся голос Лиа. Его отпустили…

— Макс наверняка захотел бы, чтобы ты сделала это ради него. Во время передачи на экранах будет бежать строка с номером горячей линии. Кэрри на твоей стороне. Она просто станет задавать тебе вопросы. А ты расскажешь, что произошло, что ты чувствовала, как ты пыталась помочь Максу. Я уверена, будет очень много звонков. И кто-то обязательно…

— Хватит! — крикнула Дэйна. Она согнулась, насколько позволял ремень безопасности, и закрыла лицо руками.

— Я не хотела расстраивать тебя, Дэйна. — Лиа притормозила у автобусной остановки. Двигатель заглох.

Дэйна отняла руки от лица. Она хотела лишь одного — плакать, плакать и плакать, пока слезы не растворят все слова, что она должна сказать.

— Я ничего не знаю, понятно? Я не знаю, кто убил Макса, я не знаю, что сказать по телевизору. Не заставляйте меня это делать.

Лиа положила руку ей на плечо:

— Вот, возьми, Дэйна. Это моя карточка. Позвони мне, если все же решишься. Эфир послезавтра. Я понимаю, тут многое надо обдумать, но…

Дэйна не слушала. Она вдруг поняла, что автомобиль просто сделал круг и сейчас стоит возле ее дома. Сама не зная зачем, она схватила карточку и выскочила из машины. Она бежала и бежала, прочь от дома, прочь от школы, вниз, к каналу, через пустырь, к хижине Макса. Добежав, прислонилась к мокрому дереву. Задыхаясь, она то плакала, то истерически смеялась.

Что же ей теперь делать?

Фиона чувствовала его страдания почти как свои собственные. Его боль разъедала ее изнутри. Она наблюдала за муками любимого человека через стекло, такое толстое, что он не мог услышать, как она стучит, зовет его, хочет помочь. Ее любимый был слеп. Да и не знал он о ее любви.

Ее квартира сверкала чистотой. За те почти десять лет, что она работала с профессором, он был у нее лишь однажды. Фиона знала, что даже если бы в квартире царил самый дикий кавардак, какой только можно вообразить, Броуди ничего бы не заметил. А если бы и заметил, то и бровью не повел.