Чужой сын - Страница 94

В приемной ждали еще четыре девушки. Все они повернули головы в сторону Дэйны, когда она проходила мимо.

Она вертела в руках телефон, раздумывая, написать Максу или нет, и в конце концов решила, что писать пока не о чем. Он хотел, чтобы она сделала аборт, — вот она его и делает. В школе они так старательно избегали друг друга, что к концу семестра это превратилось уже в привычку. Временами она слышала, как над ним насмехаются, да и ей самой, как обычно, доставалось. Она сосредоточилась на учебе, твердо решив хорошо сдать экзамены. Если бы только удалось поступить в колледж — как ни странно, больше всего ей бы хотелось работать с детьми, — она бы уехала как можно дальше отсюда. Дэйна мечтала, что какая-нибудь богатая семья возьмет ее няней для своих детей и они все вместе отправятся в далекие тропические страны. И у нее будет своя комната, ей разрешат пользоваться машиной, чтобы возить детей. Тогда она наконец станет счастливой, будет встречаться с каким-нибудь хорошим человеком, посылать матери деньги. Да, все это реально, нужно только хорошо сдать экзамены и избавиться от ребенка.

— Надеюсь, вы уже дописываете свои сочинения. Пасхальные каникулы начинаются через несколько дней, и я хочу, чтобы вы сдали то, что успели написать. Я займусь ими в каникулы.

Прозвенел звонок, тридцать семь стульев одновременно отодвинулись от парт, и тридцать семь учеников рванули к дверям. Кроме двоих.

— Сэр, я уже закончила.

— Спасибо, Дэйна. Ты хорошо работаешь в этом году. У тебя есть все шансы получить высокий балл.

— Вот, сэр.

Дэйна резко обернулась, когда еще одно сочинение легло на стол. Макс закинул рюкзак на плечо, чуть не задев ее по лицу.

— Ты тоже закончил, Макс? — удивился мистер Локхарт, но Макс уже исчез.

Дэйна кивнула учителю и медленно вышла из кабинета, постаравшись не нагнать Макса.

Жизнь с каждым днем становилась все невыносимее. Давило одиночество, да еще удача отвернулась — в последнее время ничего он не выигрывал, словно отрезало.

Макс сидел в лачуге, разглядывая башню из призов. Продать их? Какой смысл. Мать не скупилась на карманные расходы, так что он ни в чем не нуждался. Макс вздохнул. После разрыва с Дэйной все потеряло смысл. Он все думал и думал, вспоминал о том, что было и прошло. Он не сомневался, что происшедшее в подвале сблизит их, но все оказалось не так. И Дэйна даже не извинилась, не попыталась помириться, объяснить свое поведение. Похоже, ей было на все плевать. Она оказалась такой же, как остальные. Следовало понять это раньше.

Макс закурил. Прижал палец к горящему кончику сигареты. Боли он не почувствовал, но и тепла тоже. Он ничего не чувствовал, кроме тоски. И больше всего, тосковал он по матери.

Ему было десять или одиннадцать. Каникулы заканчивались, надо было возвращаться в город. Мать купила огромный загородный особняк тем летом, и Макс только-только начал исследовать новые владения, как вдруг оказалось, что лето утекло и пора в ненавистную школу. Он расплакался, и мать притянула его к себе. Сначала ему показалось, что она недовольна, но она просто хотела обнять его. Она стала утешать, шептала на ухо всякие ласковые глупости. И он перестал плакать, обнял ее, закрыл глаза и прижался тесно-тесно — чтобы получше запомнить ее запах, ее тепло, чтобы воспоминаний этих хватило до конца семестра.

— Все будет хорошо, Макси. Ты снова увидишь друзей, и все будет чудесно.

Как он хотел сказать ей, что не увидит друзей, что у него нет друзей.

— У меня для тебя кое-что есть, — сказала мать. Он почувствовал, что минута нежности осталась позади, ее терпение на исходе, еще чуть-чуть — и голос зазвучит резко, недовольно. Она быстро вышла и вернулась со стопкой детских журналов. — Чуть не забыла тебе отдать.

Он взял журналы.

— Спасибо, мам.

— Развлечешься по дороге в Дэннингем.

В те дни у нее еще не было вертолета. И мать не вспомнила, что его тошнит, если он читает в машине.

— И это тоже возьми.

Мать неуклонно требовала, чтобы на полированном дубовом столе в центре холла стояла ваза с блестящими зелеными яблоками. Она всегда предлагала их гостям на прощанье. Она протянула ему яблоко.

— Знаешь, что много раз повторял мой отец?

Макс увидел в ее глазах странное выражение.

Он покачал головой.

— Мой отец не часто со мной разговаривал, Макси. Он служил в армии и редко бывал дома. У него были начищенные до блеска ботинки и жесткие усы. — Она слегка улыбнулась. — Он бы очень тобой гордился.

Макс сомневался в этом, но не стал перебивать.

— Он говорил, что когда съедаешь яблоко до самых косточек, то будто проникаешь на десятки лет вперед.

— Как это?

— Подумай об этих косточках, Кэролайн, говорил он мне. Каждая из них может стать деревом. А сколько яблок будет на каждом из этих деревьев и сколько в этих яблоках косточек?

— Бесконечное количество, — пробормотал Макс.

— Вот именно. В детстве его слова приводили меня в восторг. Помни, что даже самые незначительные мелочи могут таить надежду, надо лишь заглянуть в них поглубже.

Макс поцеловал мать и забрался в машину. По дороге в Дэннингем он листал один из журналов.

— Дерево загадок, — вслух прочитал он. — Расставьте слова в правильном порядке, отгадайте загадку и пришлите свои ответы на открытке… Победитель получит пятьдесят фунтов… Пятьдесят фунтов, — повторил он. Интересно, хватит ли их на такси до дома, если он сбежит из школы?

Он вытащил ручку из кармана куртки и принялся за кроссворд, не забывая про яблоко. Еще два укуса — и он добрался до сердцевины. Несколько черных косточек лежали в гнездах. Всего пять косточек. Пять деревьев. Что, если на каждом дереве вырастет несколько сотен яблок и от каждого из этих яблок тоже родится по пять деревьев? С математикой у него было плохо. Вот отец быстро бы тут разобрался, но он в Чикаго, так что Максу пришлось удовлетвориться бесконечностью.